И еще два дня после этого я сидел на крыльце и мечтал о том, как я сам буду отбивать мяч за амбар.

Когда мексиканцы скрылись за сараем, мама сказала:

– Они выглядят очень усталыми.

– Они приехали в прицепе, все шестьдесят два человека, - заметил я, почему-то желая посодействовать будущему очередному скандалу.

– Этого я и опасалась.

– Прицеп у них старый. Старый и грязный. Перл уже бесится по этому поводу.

– Больше так не будет, - заявила она, и я понял, что отцу предстоит выслушать немало неприятных вещей. - Давай беги, помоги деду.

Я и так уже большую часть времени за последние две недели провел в амбаре вместе с мамой, подметая и убирая чердак, чтобы там разместились мексиканцы. Фермеры по большей части селили наемных рабочих в заброшенных домах арендаторов или в амбарах. А еще ходили слухи, что Нед Шеклфорд, чья ферма находилась от нас в трех милях к югу, поселил своих рабочих в курятнике.

Но на ферме Чандлеров такого быть не могло. Поскольку другой крыши над головой у нас для них не было, мексиканцы были вынуждены жить на чердаке нашего амбара, но там было чисто, никакой грязи или мусора. И там здорово пахло. Мама весь год собирала для них старые одеяла и матрасы, чтобы им было на чем спать.

Я проскочил в амбар, но остался внизу, рядом с закутком для Изабель, нашей молочной коровы. Паппи рассказывал, что в Первую мировую войну ему спасла жизнь молодая француженка по имени Изабель, и в память о ней он назвал нашу корову джерсийской породы именно этим именем. Бабушка в эту историю не верила.

Я слышал, как мексиканцы возятся, устраиваясь наверху, на чердаке. Паппи что-то говорил Мигелю, который был явно доволен тем, как там чисто и уютно. Паппи принимал комплименты так, словно это он, и он один, все там отскреб и отмыл.

На деле же и он, и Бабка очень скептически относились к усилиям мамы обеспечить наемным рабочим удобное место для спанья. Мама выросла на маленькой ферме, совсем рядом с Блэк-Оуком, так что была почти что городской. И росла она вместе с детьми из достаточно богатых семей, которые не участвовали в сборе хлопка. В школу она никогда не ходила пешком - ее всегда отвозил ее отец. И еще она успела три раза побывать в Мемфисе, прежде чем выйти замуж за моего отца. И все детство прожила в крашеном доме.

Глава 3

Мы, Чандлеры, арендовали землю у мистера Фогеля из Джонсборо. Я его никогда в глаза не видел. Имя его у нас упоминалось редко, но когда оно всплывало в разговоре, то произносили его с уважением и даже с благоговейным трепетом. Я считал его самым богатым человеком в мире.

Паппи и Бабка арендовали эту землю еще со времен, предшествовавших Великой депрессии, которая в сельских районах Арканзаса началась раньше и закончилась позже, чем в других местах. И после тридцати лет изматывающего труда им удалось выкупить у мистера Фогеля дом и три акра земли вокруг него. Им также принадлежали старый трактор «Джон Дир», два дисковых плуга, сеялка, прицеп для перевозки хлопка, два мула, крытая повозка и грузовичок. У отца с ними была какая-то довольно туманная договоренность насчет того, что ему принадлежит какая-то часть всего этого имущества. Купчая на землю была оформлена на Илая и Рут Чандлер.

Реальный доход имели лишь те фермеры, которые сами владели землей. Арендаторы, такие как мы, стремились хотя бы уравнять расходы с доходами. В самом скверном положении находились издольщики: они были обречены на вечную бедность.

Целью отца было заполучить во владение сорок акров земли, свободной от долгов и закладных. Мама о своих мечтах никогда не распространялась, прятала их, чтобы делиться только со мной - по мере моего взросления. Но я уже знал, что она очень хотела навсегда забыть о сельской жизни и твердо намеревалась сделать все, чтобы я не стал фермером. К тому времени, когда мне исполнилось семь, она и меня заставила уверовать в это.

Когда она убедилась, что мексиканцы устроились нормально, то послала меня разыскать отца. Было поздно, солнце уже скатывалось за деревья, что росли по берегам Сент-Франсис-Ривер, так что ему уже пора было в последний раз завесить мешок с собранным хлопком и закругляться на сегодня.

Я шел босиком по вытоптанной тропе между двумя хлопковыми полями, высматривая отца. Почва здесь была черная, плодородная. Отличная почва была в дельте Арканзаса, и урожаи она давала богатые, чего было вполне достаточно, чтобы навсегда привязать к себе. Впереди я завидел прицеп и понял, что отец движется к нему.

Джесси Чандлер был старшим сыном Паппи и Бабки. Его младшему брату Рики было девятнадцать - он сейчас воевал где-то в Корее. Еще у них были две сестры, но те сбежали с фермы, едва закончив среднюю школу.

А мой отец не сбежал. Он был твердо намерен стать фермером, как его отец и дед, вот только он хотел стать первым Чандлером - владельцем своей собственной земли. Не знаю, думал ли он хоть когда-нибудь о том, чтобы попробовать жить подальше от хлопковых полей. Как и мой дед, он здорово играл в бейсбол, и я был почти уверен, что в какой-то момент своей жизни он даже мечтал о славе игрока первой лиги. Но в 1944 году под Анцио, в Италии, он получил немецкую пулю в бедро, так что бейсбольная карьера ему больше не светила.

Он двигался, чуть прихрамывая, но хромают обычно почти все, кто вкатывает на хлопковых полях.

Я остановился возле прицепа - он был почти пуст. Он стоял на узкой дорожке между полей в ожидании, когда его заполнят. Я забрался в него. Вокруг, со всех сторон, были сплошные зеленые и коричневые стебли, они простирались до самых деревьев, что росли по границе нашего поля. А на верхушках стеблей пышными белыми шарами торчал из раскрывшихся коробочек хлопок. Хлопок совсем созрел и был готов к сбору, так что когда я отступил на задок прицепа и оглянулся вокруг, то увидел настоящий океан белого цвета. На полях было совсем тихо - ни голосов, ни тракторов, ни машин на дороге. В эту минуту, стоя на прицепе, я, кажется, понял, почему мой отец так хотел быть фермером.

На таком расстоянии я едва мог разглядеть его старую соломенную шляпу - он продолжал двигаться между рядами хлопковых стеблей. Я спрыгнул с прицепа и поспешил к нему. Уже наступали сумерки, и в междурядьях было совсем темно. В этом году солнце и дожди словно договорились о сотрудничестве, так что все листья были широкие и толстые и плотно переплетались между собой, а сейчас здорово мешали мне передвигаться.

– Это ты, Люк? - спросил отец еще издали, прекрасно зная, что никто другой сюда за ним не явится.

– Так точно, сэр! - ответил я, двигаясь на его голос. - Мама сказала, пора закругляться!

– Да ну?

– Да, сэр!

До него оставался всего один ряд стеблей. Я продрался сквозь них - и вот он, прямо передо мной, согнувшись пополам, обеими руками шарит среди листьев, выбирая хлопок и засовывая его аккуратно в почти заполненный мешок, свисающий с плеча. Он провел в поле весь день, с самого рассвета, только на ленч сделал перерыв.

– Рабочих-то хоть нашли? - спросил он, не оборачиваясь ко мне.

– Да, сэр! - гордо ответил я. - Мексиканцы и люди с гор.

– Мексиканцев сколько?

– Десять, - так же гордо сообщил я, словно сам их всех нашел и нанял.

– Здорово! А эти, с гор, что за люди?

– Спруилы их фамилия. Забыл, откуда они приехали.

– Сколько их? - Он закончил обирать очередной стебель и передвинулся вперед, таща за собой тяжелый мешок.

– Целый прицеп, битком. Трудно сосчитать. Бабка разозлилась, потому что они устроились на переднем дворе, даже костер там развели, на том месте, где у нас пластина «дома»! Паппи сказал им, чтобы размещались возле силосной ямы, я сам слышал. Тупые они какие-то, по-моему…

– Не говори так.

– Есть, сэр! Только Бабке это не очень понравилось.

– Ладно, разберемся. Нам рабочие в любом случае нужны…

– Ага. Паппи так и говорит. Только вот они нам всю площадку затоптали!

– Нам хлопок надо собирать! Это сейчас гораздо важнее, чем бейсбол.