Грузовик завелся очень неохотно. Сцепление завизжало, потом заскрипело, а когда его наконец отпустили, все это сооружение рывком двинулось вперед. И Спруилы поехали под грохот кастрюль и сковородок, среди болтающихся во все стороны коробок и ящиков. Бо и Дэйл подскакивали на своем матрасе, а Трот забился в угол прицепа, завершая картину. Мы махали им, пока они не скрылись из виду.

О работе в будущем году разговоров не было. Спруилы к нам больше не приедут. Мы знали, что никогда их больше не увидим.

Трава - то немногое ее количество, что уцелело на переднем дворе, - была вся утоптана, но когда я обозревал причиненный ущерб, то вдруг обрадовался, что они наконец уехали. Я разбросал ногой пепел и угли, оставшиеся на месте, где они жгли свой костер, прямо на пластине бейсбольного «дома», и вновь подумал о том, какие они все-таки бесчувственные. На дворе остались колеи от колес их грузовика, лунки в земле от кольев их палаток. В будущем году я поставлю тут загородку, чтобы эти люди с гор держались подальше от моего бейсбольного поля.

Теперь, однако, моей первой заботой стало завершение того, что затеял Трот. Я оттащил краску на переднюю веранду, каждую галлонную банку по отдельности - они все же были здорово тяжелые. Я думал, Паппи что-нибудь скажет по этому поводу, но он никак не прокомментировал ситуацию. А вот мама отдала несколько распоряжений отцу, который быстренько установил что-то вроде лесов вдоль восточной стены дома. Это была дубовая доска два дюйма на шесть, длиной восемь футов, установленная на козлы для пилки дров с одной стороны и на пустую бочку из под солярки с другой. Доска немного клонилась в сторону бочки, но не так сильно, чтобы с нее свалиться. Отец открыл первую банку, размешал краску палкой и помог мне взобраться на импровизированные леса. Потом выдал мне какие-то рекомендации, но поскольку он мало что понимал в окраске домов, мне была предоставлена полная свобода набираться собственного опыта. А я подумал, что если уж Трот мог красить, то я и подавно сумею.

Мама внимательно наблюдала за мной, время от времени помогая очень мудрыми советами типа «Смотри, чтобы краска не капала» или «Не спеши». Трот успел выкрасить шесть нижних досок на восточной стене дома, от фасада до задней стены. Стоя на лесах, я мог покрасить еще на три фута выше того, что он успел сделать. Я еще не знал, как буду добираться до досок под самой крышей, но решил оставить эту проблему на потом.

Старые доски впитывали в себя весь первый слой краски. Второй слой получился ровным и белым. Через несколько минут я уже с головой ушел в работу, потому что результат ее был тут же налицо.

– Ну, как получается? - спросил я, не оглядываясь.

– Отлично, Люк, - сказала мама. - Только крась помедленнее, не спеши. И смотри не упади!

– Не упаду! - Зачем предупреждать об опасности, которая и так всем видна?

Отец дважды за этот вечер передвигал леса, и к ужину я успел извести весь галлон краски. Руки я отмывал щелоком и мылом, но под ногтями все равно осталась краска. Ну и наплевать. Я гордился своей новой профессией. Я был занят делом, которым ни один из Чандлеров не занимался никогда.

Покраска дома за ужином не упоминалась. Перед нами стояли более серьезные проблемы. Наши наемные рабочие с гор собрали вещички и уехали, а между тем значительное количество хлопка еще не было собрано. В округе не ходило никаких слухов о том, что кто-то из рабочих тоже уехал из-за дождливой погоды. Паппи же не хотелось, чтобы кто-то узнал, что мы спасовали перед дождем. Погода переменится, утверждал он. У нас никогда не бывало столько гроз в это время года.

В сумерках мы переместились на переднюю веранду, на которой теперь было гораздо тише. «Кардиналз» уже канули в далекое прошлое, а мы редко слушали после ужина что-то другое, кроме спортивных репортажей. Паппи не желал жечь электричество, так что я сидел на ступенях крыльца и просто смотрел на наш передний двор, опустевший и тихий. В течение шести недель его занимали всякие палатки и навесы. Теперь там не было ничего.

С деревьев упало несколько листьев, разлетевшись по всему двору. Ночь была прохладная и ясная, что подтолкнуло отца к тому, чтобы предсказать на завтра прекрасную возможность собирать хлопок двенадцать часов кряду. А мне хотелось только красить.

Глава 30

Когда мы сели есть, я взглянул на часы, висевшие над кухонной плитой. Было десять минут пятого. Нынче у нас был самый ранний завтрак, какой я мог припомнить. Отец произнес всего несколько слов, собственный прогноз погоды, - прохладно, ясно, на небе ни облачка, земля еще влажная, но достаточно просохла, чтобы можно было собирать хлопок.

Взрослые горели нетерпением. Значительная часть нашего урожая была еще не собрана, и если все так и останется, наш маленький фермерский бизнес еще глубже залезет в долги. Мама с Бабкой в рекордное время покончили с мытьем посуды, и мы всей кодлой выкатились из дому. Мексиканцы тоже поехали в поле вместе с нами. Они сгрудились в кучу вдоль одного борта прицепа, стараясь согреться.

Ясные сухие дни стали теперь редкостью, и мы навалились на хлопок так, словно это был последний такой день. К восходу солнца я уже выдохся, но любые жалобы могли вызвать только резкую отповедь. Над нами висела угроза потерять урожай, так что надо было работать до полного изнеможения. Желание хоть немного соснуть все росло и крепло, но я знал, что отец выдерет меня ремнем, если застанет спящим.

На ленч были холодные хлебцы с ветчиной; мы их быстренько съели в тени прицепа. К середине дня потеплело, так что сиеста была бы очень к месту. Вместо этого мы сидели на своих мешках, жевали хлебцы и изучали небо. Даже когда разговаривали, и то смотрели вверх.

Ясный день, кроме всего прочего, означал еще, что новые грозы на подходе, поэтому через двадцать минут, что мы ели свой ленч, отец и Паппи объявили, что перерыв окончен. Женщины поднялись так же быстро, как и мужчины, желая доказать, что они могут работать не менее усердно. Я был единственный, кто не проявил никакой прыти.

Могло быть и хуже: мексиканцы вон вообще не останавливались, чтобы перекусить.

Вторая половина дня была очень утомительной и скучной - я думал о Тэлли, потом о Хэнке, потом снова о Тэлли. Еще я вспоминал Спруилов и завидовал тому, что они уехали. Пытался представить себе, что они станут делать, когда доберутся до дому и увидят, что Хэнк их там вовсе не дожидается. И еще старался убедить себя, что мне это безразлично.

Мы уже несколько недель не получали писем от Рики. Я слышал, как взрослые перешептываются по этому поводу. Я и сам еще не отправил ему свое длинное послание, прежде всего потому, что не знал, как его отправить, чтобы никто не узнал. И еще у меня возникли сомнения - стоит ли обременять его сообщением о Летчерах. У него ведь и без того полно забот. Если б Рики был дома, мы бы с ним отправились на рыбалку и я бы ему все рассказал. Начал бы с убийства Джерри Сиско, со всеми подробностями, а потом рассказал бы про ребенка Либби Летчер, про Хэнка и Ковбоя, про все. Рики бы знал, что делать. Я очень хотел, чтобы он поскорее вернулся домой.

Не знаю, сколько хлопка я собрал в тот день, но думаю, что установил мировой рекорд для семилеток. Когда солнце опустилось за деревья у реки, мама нашла меня и мы с ней пошли к дому. Бабка осталась в поле, она работала так же быстро, как мужчины.

– Они еще долго там пробудут? - спросил я у мамы. Мы очень устали и шли с трудом.

– Думаю, дотемна.

Когда мы добрались до дому, было уже почти темно. Мне хотелось упасть на софу и спать целую неделю, но мама велела вымыть руки и помочь ей с ужином. Она напекла кукурузного хлеба и подогрела все остальное, пока я чистил и резал помидоры. Мы слушали радио - о Корее в передаче не было сказано ни слова.

Несмотря на тяжелый день, проведенный в поле, Паппи и отец были в хорошем настроении, когда садились за стол. Они вдвоем собрали тысячу сто фунтов. Недавние дожди вызвали повышение цен на хлопок на мемфисском рынке, и если сухая погода простоит еще несколько дней, тогда в нынешнем году мы сумеем выжить. Бабка слушала их разговор, но не слышала ни слова. Было понятно, что мысли ее сейчас где-то далеко, в Корее. А мама слишком устала, чтобы разговаривать.